Герой Советского Союза Владимир Гасоян молодёжи: «Мечтать и дерзать, идти к своей мечте, не отступать и не сдаваться»

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 февраля 1984 года за мужество и героизм, проявленные при задержании особо опасных преступников, Гасояну Владимиру Бадоевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

Бывший штурман экипажа самолёта Ту-134А Управления гражданской авиации Тбилисского авиационного предприятия, Грузинская ССР, Герой Советского Союза Владимир Бадоевич Гасоян рассказал о своём подвиге и поделился воспоминаниями о своей жизни.

— Расскажите немного о себе?

— Я родился 5 октября 1953 года в столице Грузинской ССР (ныне — Грузии), в городе Тбилиси, в семье служащего. Окончил среднюю школу № 72 города Тбилиси. Помимо учёбы мне приходилось много помогать родителям. Нас было семеро у родителей в семье. А по старшинству на меня возлагали обязанности присмотра за младшими. Мне приходилось делать уроки с ними, ходить на родительские собрания и еще родителям по дому во всем помогать. Со школьных лет я мечтал летать, а потому выбор профессии для меня не был особо сложным. Сложности начались уже потом, во время поступления в лётное училище. По каким-то причинам несмотря на то, что я имел хорошее здоровье, увлекался спортом, медицинская комиссия не допустила меня до экзаменов, предложив на замену техническое авиационное училище. Вы не представляете, как я хотел быть пилотом! Но пилотом я не стал, я стал штурманом. А с другой стороны — пилотов в самолёте двое, а штурман — один.

В итоге я поступил в техническое авиационное училище и два с половиной года учился в Курской области, городе Рыльске. Почему там? У нас был единый Советский Союз и училища были разбросаны по всему Союзу. Я выбрал ближайшее и именно то направление, которое хотел. У меня была такая надежда: я выучусь на техника радиосвязи, радиооборудования и мне будет легче пробиться дальше. У меня же с детства была мечта быть летчиком! Я успешно окончил училище и был направлен снова в Тбилиси. Так или иначе, мне пришлось преодолеть некоторые трудности, а в небо я всё-таки поднялся. Не отступил от своей мечты летать.

— Как начинался ваш путь в небесах?

— В 1972 году я окончил Рыльское авиационное училище гражданской авиации в звании старший лейтенант запаса и был направлен в грузинское управление в аэропорт Тбилиси техником командно-диспетчерского пункта. Мне было всего 19 лет. Я гордился тем, что в таком юном возрасте уже имею средне-специальное образование. Три года я отработал на КДП — пришел техником третьего класса и дошел до и.о. инженера. И вот, чтобы осуществить свою мечту, надо было идти в высшее летное учебное заведение, которых было не так много. В тоже время, у меня уже была семья — супруга и маленький ребенок.

Я задумался куда ехать. Нужно было найти такое летное учебное заведение, чтобы я смог своим трудом обеспечить жизнь семье, не вешать их на шею родителей, не оставлять, а самому справляться. И я выбрал Ленинград. Я поступал на штурмана, потому что в этой академии не обучали на летчика. Был огромный конкурс — брали всего 100 человек со всего Советского Союза и в эту сотню надо было попасть.

— Сложно было осваивать азы одной из самых престижных лётных профессий?

— Изучать профессию было интересно и для меня не особо сложно. Отпечаток сложности накладывали скорее бытовые моменты. Студенческая жизнь сама по себе прекрасна. Несмотря на то, что я все 4 года работал как проклятый — и дворником, и уборщиком помещений, и электриком, и почтальоном, и за жену дежурил на вахте, и вечерами на стройке — все равно было здорово.

 Так что Ордена Ленина Академию гражданской авиации как инженер-штурман гражданской авиации я успешно окончил в 1979 году. И началось моё Небо! С 1979 года я работал штурманом самолета Ил-18 369-го летного отряда Ашхабадского отдельного авиационного отряда. В 1980 году вернулся в Грузию, работал штурманом авиаэскадрильи Ан-2 Кутаисского отдельного авиационного отряда Грузинского Управления гражданской авиации. Затем была переподготовка в Ульяновском центре. На штурмана Ту-134А. В 1982 году я вернулся в Тбилиси, и чтобы приступить к самостоятельной работе на Ту-134 в управлении гражданской авиации Тбилисского авиапредприятия, месяц летал с инструктором. В свое время штурман был очень важным членом экипажа. От его грамотной работы, своевременных нормативов, зависело благополучие экипажа, пассажиров, всего полета.

— Вас пытались комиссовать, отстранив от лётной работы. Почему? Как удалось вновь вернуться в Небо?

— После попытки угона самолёта, которую мне пришлось пережить, я месяц находился в госпитале. Хотя, в отличие от других членов экипажа, ранений не имел. Но обследовался на последствия стресса. Затем реабилитировался в санатории. В итоге всему нашему экипажу была поставлена группа инвалидности и я был снят с лётной работы. Но настойчивостью удалось добиться нового медицинского освидетельствования и возвращения к полётам. Получается, я в 1984 году был списан с лётной работы по состоянию здоровья, а в 1985 году вернулся в небо, штурманом Ту-134А. Затем, в 1987 году окончил курсы загранпредставителей в Академии гражданской авиации. Работал помощником Генерального представительства Аэрофлота в городе Гавана (Республика Куба). В 1991 году вернулся на родину в Грузию. С 1991 по 1995 год работал штурманом Ту-154 авиакомпании «Орби» (город Тбилиси). И снова судьба дала испытание мне и моему экипажу, с которым я летал. 23 июня 1993 года наш самолёт Ту-154, в экипаже которого я был штурманом, направленный из Тбилиси в Сухуми за беженцами и ранеными, был подбит с моря. Нам удалось благополучно посадить повреждённый самолёт в аэропорту города Сухуми. А уже в 1995 году я ушёл с лётной работы и переехал в Москву.

— Вы имеете высшую награду СССР — Звезду Героя Советского Союза. Можно поподробнее о том, как она вам досталась?

— В тот день, 18 ноября 1983 года, выполнял рейс по маршруту Тбилиси — Батуми — Киев — Ленинград. На борту самолета находилось 64 человека, из них 57 пассажиров и 7 членов экипажа. Во время полета авиалайнер подвергся нападению группы вооруженных бандитов.

В состав экипажа включили проверяющего — инспектора, опытного пилота. Он летел с нами, потому что в этот день приступил к своим обязанностям молодой командир корабля. Раньше он летал вторым пилотом в правом кресле, а сейчас летел слева и должен был выполнять все, что положено командиру. Инструктора назначили, чтобы посмотреть, как летает вновь сформированный экипаж: наши взаимоотношения, взаимосвязь, нашу слетанность.

Молодой командир был слева, второй пилот справа, бортинженер между ними, штурман в носовой части, в дверях инспектор и две бортпроводницы — получается семь человек.

В этот день мы приехали на работу примерно за два часа до вылета. Я подготовился, узнал погоду по трассе, скорость ветра, направление. В районе аэродрома Батуми была плохая погода, и мы каждые полчаса узнавали сводку. И вот наконец нам дали разрешение на вылет. Полетели. Но! Тут один нюанс — экипаж пошел на самолет, а я остался получить свежую погоду, последнюю. Когда они пришли к самолету, в это же время привезли пассажиров на посадку — экипаж прошел, и пассажиры видели всех, запомнили, кто прошел в самолет. А меня не было. И когда я пришел, то пассажиры уже сидели в салоне, шторка была задвинута. Я прошел в кабину и меня никто не видел.

 Еще одна особенность — с первых дней работы на этом типе самолета я закрывался шторкой. И человек не сведущий, не мог представить, что за ней кто-то находиться. И еще в тот период времени, нам выдавали оружие на полет — командиру, второму пилоту и штурману. Была напряженная обстановка, захватывали самолеты. Но это были маленькие самолеты — Ан-24, Ан-2, никто не думал, что будут захватывать Ту-134. В инструкции было написано не оказывать сопротивление, оружие на самый крайний случай — исполнить указания преступников в целях безопасности пассажиров, выполнять их условие. Но условие выполняется только тогда, когда это требование не связано с убийством. Если бы они передали записку с требованиями и угрозами, то это одно, но произошло по-другому.

Я сидел в своей кабине, закрытый шторкой. За окном — плотная облачность, самолет все время качало. И вот мы заходим на первую посадку в Батуми, видим аэродром, выпускаем шасси, закрылки, все готово, и тут диспетчер говорит: «Посадку запрещаю, сильный боковой ветер. Уходите на запасной аэродром». Если будем садиться, то нет гарантии, что останемся на полосе. Мы выбрали запасным аэродромом аэродром вылета — вернуться обратно было безопаснее, чем уходить в этот день в другой аэродром. И из положения снижение мы начали набор высоты.

В этот момент я слышу какие-то хлопки, крики, шум. Я сижу в зашторенной кабине и вся связь с экипажем через СПУ — самолетно-переговорное устройство. Думаю: «Что такое? Что случилось?», но все равно шторку не трогаю. Я решил посмотреть — заглянул в щелочку. Батюшки! Дверь на распашку и в кабину уже ворвались два молодых человека — здоровые, бородатые и в руках пистолеты. А проверяющего, который был в проходе не видно. И в это время я вижу, что поднимается между пилотами бортинженер и говорит: «Вы кто такие? Что вам надо?». И один из бандитов прислонил ему к груди пистолет и бух-бух. Оказалось, что хлопки, которые я слышал до этого, были выстрелами. Бортинженер упал, они сорвали наушники с пилотов, один протиснулся к левому пилоту, другой — к правому, приставили пистолеты и говорят: «Летите в Турцию, иначе мы тоже вас застрелим». Это все я видел. Они хотели сбежать в Турцию. А вот как они застрелили бортпроверяющего я не видел. А оказывается, он был на полу, а они по нему ходили.

Осознав происшедшее и имея при себе оружие, я, не убирая шторку, в щелочку, начал целится в преступника, который был мне хорошо виден, и открыл по нему огонь. Три раза выстрелил, он упал на спину. Убитый, не убитый — я не знал. Но я стрелял наверняка. А второй, который держал второго пилота, вертел головой и кричал: «Кто стреляет, кто стреляет?!» — не поймал ничего. Я повернул дуло пистолета, прицелился ему в голову, но попал в шею, тяжело ранил.

Я выскочил из кабины. Инспектор оказался живой, но бортинженер нет. А молодой командир в это время пилотирует самолет! И второй пилот, видя проход и бандитов, спрятался за кресло и своим пистолетом стрелял в преступников. Но дверь надо было закрыть!

Как выяснилось позже, преступники схватили проводницу, истязали ее, схватили за волосы, подвели к дверям и заставили стучать, а сами спрятались за грузовой отсек. А проверяющий посмотрел, что проводница и открыл ей дверь. Они отшвырнули ее назад и ворвались в кабину.

Итак. Дверь открыта, преступник на полу лежит и занимает пространство до двери и после двери. Старший инструктор говорит мне: «Володя, выйди дверь закрой». А я-то штурман! Мы летим обратно, надо дать курс командиру, и я не должен был растеряться. Я говорю: «Слава, бери курс. Занимаем 3600». И все это происходит в наборе высоты.

 Но как закрыть дверь? Я бы выйти мог, но они оттуда стреляют. Я пытался упереться в его ботинки и вытолкнуть. Но как вытолкнуть из кабины 100 кг? Мы несколько раз пытались — это было невозможно. В это время второй пилот стреляет в бандитов — сначала он расстрелял свой пистолет, потом молодого командира и потом мои три патрона тоже. Защищаться стало нечем, а те же прут, хотят ворваться в кабину.

Что делать? Мы начали самолет бросать, создавали перегрузки, то вверх, то вниз. И преступники не удержались на ногах. Они затолкали к нам проводницу, чтобы та передала их слова — если не прекратим, то взорвут самолет. Она упала и говорит: «Ребята, летите в Турцию, они самолет собираются взорвать, у них граната!». Я говорю: «Валя, вытащи этого преступника, вытащи его!». Эта бедная девочка — маленькая, худенькая, как школьница, схватила этого амбала за плечи и тихонько оттащила в салон. И когда ноги освободили проем в двери, я ползком, еле дотягиваясь, закрыл дверь, запер ее на замки. И мы полетели домой. А что делалось с пассажирами, один Бог знал.

Потом нам рассказали, как они пошли на дело. Когда преступники увидели море, и что мы снижаемся, то хотели заставить нас сесть не в Батуми, а немного перелететь и приземлиться в Турции. В этот момент они начали захват. Они не знали, что мы возвращаемся.

Они пролили кровь! Как можно было выполнять их приказы!

Когда мы прилетели в Тбилиси, совершили посадку, то слышали за дверью шум и гам. А потом оказалось, что в процессе нашего движения на полосе, одна из бортпроводниц Ирина сумела на ходу открыть дверь за кабиной экипажа и выпрыгнуть из самолета.

Мы остановились, где нам сказали, выключили двигатели и по нам еще открыли бешеный огонь из автомата и ранили нашего молодого командира в ногу. Мы включили станцию и говорим: «Прекратите стрелять! Вы нас убьете!». Оказалось, что это были пограничные войска, которые оцепили это место и увидели, что сначала проводница выскочила, потом еще один солдат и подумали, что это преступники убегают, поэтому дали очередь. И когда мы попросили прекратить стрельбу, они прекратили.

У нас выключилось все оборудование и прервалась связь. Мы сидели в этой кабине с закрытой дверью, ждали, когда нам помогут. Позже нам дали команду покинуть самолет, потому что была угроза взрыва. Мы открыли люк, вытащили канаты, выбросили их в окно и начали уходить.

Всех нас допросили, мы сдали оружие и отвезли в госпиталь, чтобы обеспечить нам безопасность и контролировать наше состояние. А госпиталь окружили двойным кольцом защиты, потому что, как оказалось, преступниками были дети высокопоставленных людей — академиков, художников, кинорежиссера, руководителей республики.

И вот находясь в госпитале мы узнали от девочки проводницы, которая выпрыгнула, что вторая проводница тоже хотела выпрыгнуть, но ее застрелили. Эти преступники самые натуральные фашисты!

Уже в госпитале мы узнаем, что из Москвы, прилетел самолет с вооруженной группой «А» в составе 30 человек для спасения пассажиров. Они прилетели в Тбилиси и собирались сразу идти к самолету, но руководство республики, хотели договориться с преступниками и после долгих переговоров, которые продолжались с 17 часов до 6 утра, решили действовать. Они подогнали самолет, создали шум и через крылья, задний багажник, открытую форточку в кабине экипажа, захватили преступников без единого выстрела, а пассажиров освободили. Как оказалось, трех пассажиров убили и несколько тяжело ранили. У нас погибли три члена экипажа.

 В 1984 году мы все были списаны по состоянию здоровья. Но я хотел летать, для меня это была трагедия. Я единственный из экипажа после этого случая восстановился. Я начал снова летать, но уже со звездой. Обидно было то, что звезды дали только мне и командиру, а остальным не дали. Почему? Не понятно. Мы все защищали наш самолет, были в одном огне.

Я помню первое, что подумал, когда покинул самолет: «Вот сейчас я приду, меня арестуют, я же стрелял». Но ситуация так сложилась, что пришлось ответить огнем. У меня был страх за моих детей, которых уже было двое, что меня посадят в тюрьму. Кто же будет смотреть как они растут? Мне не нужно было награждение. Я остался жив и слава Богу!

Когда я вышел из самолета и шел с этими тяжелыми мыслями, лил сильный дождь, кто-то накинул мне пальто на плечи, кто-то шапку на голову, и мы шли в летную комнату. Все окружили нас с расспросами, и командир говорит: «Оставить его в покое. А ну все разбежались». А я был белый, как мел. Сел и думал о своей судьбе, о судьбе своих детей…

— Быть Героем ответственно?

—  Да, это большая ответственность. И прежде всего — по воспитанию молодого поколения, по воспитанию патриотизма. У нас растёт хорошая молодёжь. Где-то её, может быть, нужно просто направлять в нужное русло, примером собственной жизни показывать, что такое любовь к Родине, готовность к самопожертвованию ради родной земли, ради семьи. Поэтому это и есть не только почёт и гордость носить Звезду Героя, но и большая ответственность.

— Что бы вы пожелали подрастающему поколению?

— Мечтать и дерзать, идти к своей мечте, не отступать и не сдаваться. Любить Родину, любить своих маму и папу, дедушек и бабушек, уважать их. Конечно, заниматься спортом и быть готовыми, при необходимости, стать воинами, которые смогут защитить и свою Родину, и своих близких. А ещё — крепко и по-настоящему дружить!

Источник: argumenti.ru