Синяя улыбка первичности

В 2001 году Лиза Вершбоу, супруга тогдашнего посла США в РФ и большая мастерица-рукодельница, сказала, что Москва всем хороша, но пока не тянет на мировую столицу — потому что в ней нет музеев и галерей современного искусства. Это была правда, но не вся правда и не только правда.

 

 

Уже были русскоговорящие граждане мира, Виктор Мизиано и Борис Гройс, реально крупные теоретики искусства и кураторы. Были уже Ирина Кулик и Екатерина Дёготь, очень толковые арт-критики. Были первые галереи высокого уровня, например, галереи Гари Татинцяна и Игоря Метелицына. И были единичные художники уровня Жана Дюбюффе и Жана-Мишеля Баскии, например, Олег Ланг, тогда он ещё был жив. Но правда была в том, что тогдашнее российское искусство производило впечатление вторичности. Из-за общей невостребованности и отсутствия у народа воспитанного вкуса к актуальному искусству, жить художественным трудом было невозможно, если ты, конечно, не Зураб Церетели и имеешь дело с государственным заказом на монументальные произведения.

 

И ещё не сложилось тогда достоинство коллекционирования. Были энтузиасты вроде Петра Авена, были переданные по наследству коллекции, но в целом искусство, отличающееся от хрестоматийных картинок в учебнике “Родная речь” для 2-го класса, спросом не пользовалось, а разбогатевшие люди покупали не Ротко и Поллока, и даже не Малевича с Кандинским, а Шишкина и Айвазовского, которые в других странах считаются второсортицей. Сейчас ситуация лучше, и многие люди формируют серьёзные коллекции, но вот таких собирателей, которые бы покупали живых, молодых художников, совсем немного, самые известные из них — это Андрей Малахов, Сергей Лимонов и Денис Химиляйне.

 

Стали появляться кураторы. Люди, еще не распробовавшие вкус к искусству, не понимающие, чем неоэкспрессионизм отличается от неоимпрессионизма, не очень-то понимают, чем занимается куратор и почему он считается автором выставок. Куратор — это режиссёр, который создаёт некоторое высказывание на заданную тему. И также, как режиссёр пользуется трудом огромного трудового коллектива из драматургов, операторов, актеров, гримеров, осветителей и прочих, куратор есть тот, кто главный. Для того, чтоб быть сильным куратором, надо знать всю кухню системы производства искусства, ибо искусство — это не пачкотня акрилом по холстине в подвальной мастерской среди пустых бутылок, а очень сложный процесс, где художник и его творения лишь элементы этого процесса, лишь часть системы. В эту систему входят и сами художники, и выставочные пространства, и арт-критика, и галереи как институции, ведущие исследовательскую и просветительскую работу, и музеи, и коллекционеры, и арт-ярмарки, и всякие серьёзные событийные выставочные мероприятия вроде “Документы” и “Манифесты”, где задаются тренды на годы вперёд. Именно через систему искусства создаётся ценность произведениям искусства. Раньше шутили, что если в нью-йоркском районе Сохо валяется мешок мусора, то это просто мешок мусора. Но если занести его в галерею Лео Кастелли, поставить в угол и повесить рядом табличку, то это уже не мешок с мусором, а серьёзный объект концептуального искусства и стоит он два миллиона долларов.

 

И вот, если куратор — настоящий профессионал, он знает, кто из художников что творит, что только собирается вытворить, что и как находится в галереях, музеях и у коллекционеров, и придумывает, как из того, что ему известно и доступно, создать выставку на какую-то сложную и неизбитую тему. Например — сотворение мифа. Я, как один из немногих людей, чьей университетской специальностью были первобытные мифы и ритуалы, не мог пропустить такое мероприятие. Посему 19 сентября, пришёл на угол Лубянки и Кузнецкого, где в уютном окружении зданий ФСБ спрятался фонд “Екатерина”, в коем и открылась выставка кураторов Натальи Гудович и Дмитрия Гайкова “Сотворение мифа”.

Работа Владимира Дубосарского

Должен отметить без всякой натужности, что у фонда “Екатерина” выставочное пространство не уступает галереям Арне Гличера и Ларри Гагосяна, Мариан Гудман и Дэвида Цвирнера. Я бы отнёс это пространство, наряду с пространством Стеллы Кесаевой в башне “Меркурий”, к лучшим негосударственным выставочным площадям Москвы, не считая, конечно, музея “Гараж”, но там другая концепция. На двух этажах выставлены работы сотни художников, среди которых есть как живые классики вроде Айдан Салаховой и Владимира Дубоссарского, так и восшедшие и восходящие звёзды, вроде Вовы Перкина и Светы Чимидт.

Справа налево: куратор и автор текстов Алёна Дятко, куратор Наталья Гудович, художник Света Чимитд, музыкант Наталия Котляр

Меня, вместе с другими коллегами по ремеслу, встретила изящная фея в розовом. По её речам я сразу вычислил нашего человека — то есть с мощной академической подготовкой и широченным диапазоном знаний о прекрасном. Так оно и оказалось — Алёна Дятко, представляющая выставку прессе и заинтересованным лицам, тоже куратор, оказалась воспитанницей кафедры эстетики философского факультета МГУ, и преподаёт там же. Сам Карл-Густав Юнг не рассказал бы о собранных произведениях искусства лучше. Вообще-то мифология — не столько скользкая тема, сколько ускользающая. Предмет плавающий, как переменная в системе уравнений. Что такое миф? Это рассказ, или, как сказали бы умные люди, нарратив. Повествовательный. То есть это пересказ набора событий, которых, скорее всего, никогда в реальности не происходило. То есть это копия без оригинала, или, как сказали бы те же умные люди, симулякр. А в целом, сказали бы умные люди, мифология — это дискурс нарративов о симулякрах, а если по-простому — неизбежно перевранное и искаженное повторение кем-то придуманных баек. В начале был Змей-Радуга — байка. Кронос оскопил Урана серпом — байка. Оскоплённый Уран пролетал над Средиземным морем, кровь из места, где раньше болталось его достоинство, падала в море и мешалась с водой, в результате чего из этой суспензии родилась богиня любви и красоты Афродита — тоже байка, хотя очень красивая. Но человеческое сознание всё ж так устроено, что хочет в это верить. А если веришь во что-то, то это неизбежно сказывается и на мировосприятии, формирует мировоззрение, и определяет как модус вивенди, так и модус операнди.

 

Многие художественные озарения становятся реальностью. Например, на этой выставке висит работа, написанная, если не ошибаюсь, в 2007 году, изображающая сверхзвуковой самолёт “Конкорд” авиакомпании “Бритиш Эйрвейз” в глухом белорусском лесу. И через какое-то время эта мифическая грёза стала катастрофической реальностью — польское руководство убилось в полном составе в этих местах. Мифопоэтическая вымышленная ситуация стала реальностью.

 

Очень симпатичная работа — сверхзвуковой лайнер на белорусских болотах

У художников обостренное восприятие и свои средства выразить невыражаемое. Например, сидит у Дубосарского наш дорогой Леонид Ильич в бассейне в детской купальной шапочке с надувными игрушками. А как ещё передать детскую доброту этого человека, его незлобивость и мягкость? Народные остроумцы высмеивали его, потешались над старческой немощью, а ведь при нём Советская империя вышла на пик могущества, и сделано это было отнюдь не сталинскими методами. Брежнев сказал в 1964 году, когда ему предлагали закрутить гайки: “Я не буду палачом своего народа”. Это я знаю от брата Брежнева, Якова Ильича. Но ведь Дубосарский гениально, остроумно и точно передал все наши ощущения от того времени и от того Брежнева, которые уже давно стали мифами.

 

Миф или его персонажи продолжают жить, даже когда связь с мифологической первоосновой, которая сама по себе симулякр, утрачены. Это очень точно схвачено на картине Елены Сарни. Первое, что бросается в глаза — это до боли знакомый фас Медузы Горгоны, в том виде, в котором тиражируется в качестве логотипа Versace. Голова смотрит в нас белыми глазницами, от которых, по идее, всё живое, встретившись с Медузой взглядом, каменеет.  Но кто это помнит? Равно как для многих непонятен вообще миф о Персее, который уже давно стал созвездием, а не мифологическим персонажем, убившим Медузу Горгону, глядя в свой зеркально отполированный щит. Но на картине Сарни за заднем плане считывается потаённый смысл — фигура Аполлона как символа красоты и поклонения всему изящному и великолепному, два мужчины, зрелый и юноша, причём юноша в отключке, и неважно, что это за герои, очевидно, что это собирательные Эрастос и Эроменос, это была норма жизни. Портрет какой-то тётеньки, очевидно, уроженки Лесбоса поэтессы Сапфо, а также набор производных от красоты и для производства самой красоты — барочные кресла, туалетный столик с зеркалом, станок ювелирный и двуспальная кровать. Но кто знает вообще древнегреческую мифологию и культуру? Да почти никто. А Версаче все знают и хотят. Спасибо покойному Джанни, что он хоть в каком-то виде понёс мифопоэтическое наследие Эллады в некультурные массы варваров.

 

Работа Елены Сарни

Соприкосновение мифологий даёт всякие интересные мутации. Если Ваньку-Встаньку скрестить с Микки-Маусом, и придать ему черты одноглазого миньона, то получится Моно-Маус. А если переписать историю Руси, которая вся мифологизирована, в стиле “Легенды о динозаврах”? Потому что в детском сознании, которое есть самая плодородная почва для мифологии, время не циклично и не линейно — всё прошлое до рождения ребёнка для него спрессовано в листок бумаги, настоящее растянуто, а будущее бесконечно далеко, настолько, что никогда не наступит. Поэтому дети спрашивают: “Бабуль, а когда ты была маленькой, у тебя был ручной динозаврик?”

 Мифологическая Русь с динозаврами

Моно-Маус

Благодаря текстам Алёны Дятко, которые поясняют тематику каждого зала, даже человек несведущий поймёт, что к чему. Эту выставку следует посетить, хотя бы, как писал Александр Первый Талейрану, “для поощрения разнообразия мыслей”. И это важное мероприятие для тех, кто понимает, потому что работа кураторов показывает, что российское искусство избавляется от провинциальности и обретает самое ценное и интересное, что бывает в творчестве профессионалов — первичность.

Алёна Дятко у работы «Аленький цветочек»

Источник: argumenti.ru